Вадим Кожевников - Разведчики [антология]
Переждав, Богатырь приоткрыл люк и высунулся наружу. Вокруг было тихо. Он хотел было уже вылезть из танкетки, но вдруг юркнул обратно в машину. Ещё на заводе он знал моторы, во время войны любил посматривать, как возятся со своими машинами танкисты, и даже сам пробовал водить машину.
— А что если завести танкетку? — обратился он к другу.
— Попробуем, — сказал Долгов. — Пойдёт ли?
— Пойдёт, — ответил Богатырь. — Душа из нее вон — она теперь наша.
Он забрался на сиденье водителя и стал возиться с мотором. По началу всё шло хорошо. Мотор фыркнул два раза словно спросонья и заурчал ровно и бесперебойно. Теперь предстояло пустить танкетку, но тут-то друзья и хлебнули горюшка. Всё было в этой машине наоборот и совсем не так просто, как казалось. Богатырь нажимал педали, передвигал рычаги, а танкетка то вертелась волчком, то пятилась назад, но вперёд двигаться и не думала. Иван взмок и чертыхался; сзади, на сиденье стрелка, нервничал Долгов.
Время от времени Иван переставал возиться, откидывался назад, на спинку сиденья, и, отдуваясь, говорил:
— Подожди, сейчас всё начну сначала. — И начинал, запоминая, что к чему. И вот произошло чудо: танкетка неожиданно рванулась вперёд. Долгов стукнулся непокрытой головой о броню.
— Береги голову! — крикнул Богатырь, но и его постигла та же участь, — он ударился так, что ему показалось, будто голова треснула пополам. А танкетка ревела и мчалась вперёд, подпрыгивая, точно одержимая. Богатырь вел её степью, напрямик к переднему краю. Она проскочила вражескую траншею, румыны даже и вслед не стреляли, решив, очевидно, что это своя танкетка пошла в тыл русских.
...Когда Богатырь и Долгов вошли в штаб, их сразу не узнали. Головы были в шишках, ссадинах, кровоподтеках, лица черны от копоти.
Выслушав донесение, командир полка стал быстро отдавать приказания. Группа была в опасности, надо было торопиться. Потом командир посмотрел на Богатыря и Долгова и велел им немедленно отправляться в медсанбат. У Богатыря ёкнуло сердце.
— Товарищ майор, — обратился он к командиру. — Нельзя ли медсанбат отложить на после. Разрешите нам на этой танкетке туда... на выручку. Мы из румын колбас понаделаем, я знаю!
— Разрешите, товарищ майор, — поддержал Долгов. — Мы танкетку освоили полностью. Она у нас как какая-нибудь дрессированная собачка.
— Я вижу, — язвительно сказал майор, кивнув на головы разведчиков, и строго добавил: — В медсанбат!
Долгов сразу скис. Богатырь почувствовал, что если и он скиснет, придётся действительно итти в медсанбат, а ему очень хотелось скорее вернуться к своим и поквитаться с румынами. Он стал просить майора, доказывать ему, что лучше их никто не знает дороги, что там ждут немедленной помощи и на танкетке они в один миг примчатся. Майор, наконец, согласился.
— Перевязаться немедленно, — приказал он.
Их стали тут же перевязывать индивидуальными пакетами. Кто-то принес огромные шапки-ушанки.
— Вот это добро, — повеселел Богатырь, — будут вместо шлемов.
Танкетка мчалась обратно в тыл к румынам.
— Давай, давай! — кричал Богатырь, не отрывая глаз от смотровой щели. Залитая лунным светом степь расстилалась перед ним.
Румыны, окружившие группу Фурсова, заметив немецкую танкетку, обрадовались, замахали шапками. Танкетка замедлила ход и вдруг полоснула пулемётным огнем по румынской цепи. Румыны заголосили, заметались из стороны в сторону, но огонь танкетки всё нарастал и нарастал.
— Ещё, ещё, Долгов, — кричал Богатырь. — Учи их лучше.
И Долгов учил, не жалея. Наконец, Богатырь не выдержал и на полной скорости рванулся к румынам. Он давил их теперь гусеницами, крошил и мял, и чем больше он их убивал, тем больше ожесточался против этих двуногих зверей, осквернивших и опоганивших его родимую землю.
Вражеская рота таяла, остатки её рассыпались и бежали, но Богатырь всё продолжал преследовать их. Он остановился только тогда, когда Долгов крикнул, склонившись над его ухом:
— Ваня, мы оторвались от своих, давай догонять!
Выбравшись из окружения, группа разведчиков быстро уходила, ведя с собою двух «языков» и неся папки со штабными документами.
Лейтенант Фурсов всё время оглядывался назад, ожидая, что вот-вот к ним присоединится советская танкетка, которая так во-время подоспела на помощь. Вскоре позади послышался рокот, но он ясно различил, что их настигает не своя, а вражеская машина.
Лейтенант отдал приказание немедленно рассыпаться и залечь.
«Вот цирк! — с досадой подумал Богатырь, — не признают».
Он остановил танкетку. Только машина встала, как целый шквал автоматного огня обрушился на неё. Пули забарабанили по броне, и всё, казалось, зазвенело внутри танкетки.
— Открывай люк, — приказал Богатырь Долгову, — будем кричать.
Долгов быстро отбросил люк.
— Бросьте стрелять, тут свои, свои!..
Они кричали во всю силу своих легких по складам, до хрипоты. Но всё было тщетно. Их не слышали, и пули продолжали щелкать по броне.
— Они нас застрелят, — мрачно сказал Долгов.
— Застрелить не застрелят, — ответил Богатырь, — а вот гранатой поднимут за милую душу.
Ему стало холодно от такой мысли. Он представил себе, что вот сейчас, в эту минуту, кто-нибудь уже подползает к танкетке со связкой гранат.
Они закричали ещё раз.
— Не стреляйте, свои-и!
Но и на этот раз не помогло. Тогда Богатыря осенило. Достав из кармана белый платок, он привязал два уголка его к кинжалу и, приподнявшись, осторожно высунул это сооружение через люк наружу. Стрельба сразу смолкла.
Над танкеткой взвился белый флаг. Богатырь с Долговым вышли из машины и направились к своим.
II
Ранней весной Богатырь с шестью разведчиками, по заданию штаба армии, пошел на охоту за «языками». Вместе с ним был и его земляк Петренко. Ночь, как на зло, выдалась плохая, лунная, хоть плачь!
— Погоду бог перепутал, — сказал на прощание командир батальона. — Мы ему другую заказывали. Но что делать! Ни пуху вам, ни пера.
Разведчики тронулись в путь.
Благополучно перебравшись через линию фронта, группа углубилась на территорию, занятую врагом.
Кругом стояли деревья в белой кипени, соловьи щелкали чуть ли ни в каждом кустике. Хоронясь по оврагам, осторожно пересекая дороги, разведчики все шли и шли. Зашли далеко, а «языка» всё не было, точно в одну ночь вымерли все немцы. Был этот рейд самым глубоким, какие только приходилось делать Богатырю и его группе.
— Ну, и ну! — сказал Петренко, когда группа остановилась на отдых, — положение!..
